А по заснеженным и опустевшим улицам Москвы шли батальоны суровых красноармейцев и ополченцев. Мимо баррикад и противотанковых «ежей»… Сзади — родной дом, завод, Кремль.
Они шли навстречу врагу и пели только что родившуюся песню, сразу ставшую их гимном и клятвой:
Не смять богатырскую силу,
Могуч наш заслон огневой.
Мы выроем немцу могилу
В туманных полях под Москвой.
…29 ноября 1073-й полк, дравшийся в районе Волоколамска, получил приказ: «Отойти, занять оборону в Крюково». Его командир Баурджан Момыш-Улы вспоминает:
«Я достал карту и не нашел Крюкова. Развернул новый лист… Ага, вот оно… И тут же, на этом листе, огромное средоточие топографических знаков. „Москва“, — прочел я и вздрогнул. Надо было намечать маршрут, давать распоряжения, а я смотрел и смотрел на сбежавшиеся квадратики, кресты, полоски, на явственно проступающие ломаные и кольцеобразные просветы московских улиц».
Тревожные мысли комполка прервал адъютант Петр Сулима:
— Батальоны ждут приказа, товарищ командир.
Ни казах Момыш-Улы, ни украинец Сулима никогда не были в Москве, но у обоих дрогнуло сердце… От Крюкова до окраин Москвы всего 20 с небольшим километров… Что это для танков? Один рывок — и бои на улицах. Момыш-Улы пишет: «По привычке прежних отступательных боев я поискал промежуточный рубеж от Крюкова до Москвы, где можно было бы зацепиться, и… этого рубежа не нашел».
Подперев голову руками, командир пристально смотрел на карту, на черную полуокружность — Москву. Он с болью представил врага в столице: обгорелые коробки зданий, сваленные трамваи и троллейбусы, разорванные провода, трупы красноармейцев, женщин и детей во дворах и на улицах, марширующие парадным шагом гитлеровцы. Вспомнились пленные немцы, которые с ухмылкой говорили: «Волякалямск — Москау…» Неужели они восторжествуют?
Момыш-Улы взял нож, отрезал часть карты, на которой была местность восточнее Крюкова, и велел сжечь.
— Как? — переспросил Сулима.
— Сожгите, — повторил командир.
Адъютант «посмотрел на меня с недоумением, — вспоминает ветеран, — но секунду спустя понял. Для чего нужна карта? Для ориентировки… Нам не понадобится ориентировка в дорогах, речках, населенных пунктах, что лежат позади Крюкова… Мы или отбросим немцев, или умрем под Крюковом».
Оба молча смотрели, как горит бумага, «как исчезают, превращаясь в черный прах, названия шоссейных дорог и проселков, ведущих к Москве».
«Отбросим врага или умрем под Крюковом!» — так думали во всех полках. Они понимали: Крюково — это последний рубеж. Они понимали: им выпал жребий славы и величия духа. Столицу защищали уральцы и сибиряки, казаки и одесситы. Но все они считали себя в те дни москвичами.
…Окраина Крюкова переходила из рук в руки. По нескольку раз в день. По словам Момыш-Улы, «боевые порядки стояли вплотную, дрались, как бы схватившись за горло». Наконец немецкие танки ворвались в поселок. Бои стали еще ожесточеннее. Фронт стирал с лица земли улицы и сады, дачи и школы. Бились за каждый дом. Снаряды, мины и бомбы рвались на улицах. Артиллеристы разили врага прямой наводкой.
30 ноября немцам удалось взять Крюково. Но это был их предсмертный прыжок.
Они выдыхались. Их ударная северо-западная группировка, ворвавшаяся в Крюково, потеряла не менее половины людского состава; русские метели засыпали снегом подбитые немецкие танки, орудия, минометы, тягачи.
2—4 декабря гитлеровцы, наступавшие с северо-запада, были окончательно остановлены. Их яростные атаки в районе Крюкова были отбиты, и они перешли к обороне.
Крюково осталось последней точкой нашего отхода под Москвой.
Думая перезимовать у стен столицы, немцы превратили Крюково, где соединились две их группировки — клинская и волоколамская, в мощный оборонительный узел. Каменные дома приспособили под дзоты. Сосредоточили до 60 танков; некоторые зарыли по башни в землю. Противотанковые пушки и густые минные поля стерегли все подступы…
Стремясь отвести угрозу от Москвы, наши гвардейцы несколько раз контратаковали крюковский узел сопротивления врага.
…На рассвете сверкнули огненные вспышки. Грохот потряс окрестности. Короткими артиллерийскими и минометными налетами началось наше контрнаступление.
Когда пушки перенесли огонь в глубь немецкой обороны, над нашими окопами взвились красные ракеты и в атаку бросилась пехота…
На Крюково наступал 1073-й полк 8-й гвардейской стрелковой дивизии имени Панфилова при поддержке 1-й гвардейской танковой бригады. На слившуюся со станцией деревню Каменки шли 44-я кавалерийская дивизия и 17-я стрелковая бригада.
Вскоре они наткнулись на сильный огонь минометов и пулеметов и залегли…
Ожесточенны и кровопролитны были бои за Крюково, в которых пал геройской смертью Неизвестный солдат.
С 3 по 6 декабря наши гвардейцы девять раз атаковывали вражеский узел сопротивления. Станция переходила из рук в руки.
Командир танкистов полковник М. Е. Катуков, позднее маршал бронетанковых войск, рассказывал:
…Танк лейтенанта Платко подорвался на мине. Но экипаж не бросил машину и стрелял, пока не кончились снаряды; на третьи сутки саперы ночью разминировали проход и вытащили танк к своим. Старший сержант Устьян возглавил добровольцев, которые проникли в тыл врага, разведали огневые средства, изучили местность, принесли ценные сведения; возвращаясь, они уничтожили немецкую машину с солдатами. Одним из первых ворвался на улицы Крюкова танк лейтенанта Каландадзе. Увидев бегущих из дома фашистских офицеров, он понял, что там штаб, и таранил здание. На танке остался лишь десантник-узбек со станковым пулеметом. Он расстреливал метавшихся в ужасе гитлеровцев, не думая об укрытии. Отважного бойца сразил осколок авиационной бомбы…