Ветераны революции А. Кузоваткин и С. Бирюков вспоминали, что 10 ноября 1917 г. прощались на Красной площади с двумя красногвардейцами-иностранцами Тушинского отряда. Чернорабочие на строительстве завода «Проводник» в Тушино, они сражались в отряде, штурмовавшем телефонную станцию в Милютинском переулке и наступавшем на центр со стороны Лубянки.
Возникает вопрос: не назвали ли фамилий похороненных на Красной площади московские газеты? Увы, ни одна из почти тридцати газет, выходивших в городе, не дала имен. Потрясенные величием и мощью революционной траурной манифестации, все писали о «безбрежной лавине» участников похорон, о грозном и бесконечном шествии солдат и красногвардейцев, о том, что «народ валил стеной» и т. д. Лишь газета латвийских большевиков «Socialdemokrats» сообщила в отчете о похоронах, что латышский отряд Красной гвардии имел одного убитого — санитарку Ольгу Вевер. Но так как газета издавалась на мало распространенном языке и небольшим тиражом, то долгое время оставалась вне поля зрения историков, и имя отважной революционерки выгравировали на Братской могиле лишь в 1969 г., то есть спустя 52 года.
Единственные более или менее конкретные данные, приводимые газетами, были следующие.
«Русское слово»: «Два гроба с телами убитых солдат-артиллеристов везли на лафетах шестидюймовых орудий». Пушки этого калибра были в Мастерских тяжелой и осадной артиллерии (Мастяжарт) и в 4-м дивизионе тяжелой скорострельной артиллерии. В списках павших нет солдат дивизиона. Как вспоминал активный участник боев, организатор отряда Красной гвардии Мастяжарта Н. С. Туляков, на лафетах 6-дюймовых орудий везли его товарищей. Один, по словам ветерана, геройски погиб при штурме 1-го кадетского корпуса в Лефортове. Бойцы наступали через прилегающий сад. Укрывшись в окопах, вырытых кадетами для учебных целей, они кидали гранаты в окна, откуда строчили юнкерские пулеметы. При очередной попытке перебежать ближе к осажденному корпусу мастяжартовец был скошен пулеметной очередью. Второй боец был убит на посту предательским выстрелом с чердака Генерального военного госпиталя, где лечилось много офицеров: он стоял часовым у ворот орудийного парка. Возможно, одним из этих безвестных героев был канонир Иван Щербинов, упомянутый в приказе № 6 по Благуше-Лефортовскому району.
«Газета для всех»: «В процессии группа милиционеров, провожающая убитого своего товарища». Среди сотен убитых числится только один милиционер — Николай Федосеевич Дмитрюк. Его или другого провожали друзья? Долг историков московской службы охраны общественного порядка раскрыть тайну имени первого милиционера, павшего в борьбе за власть Советов.
«Московский листок»: «Грузовик с красными гробиками скрылся в пролете Иверских ворот». Добровольные помощники революционных бойцов — бесстрашные московские Гавроши — подносили патроны, продукты, медикаменты, доставляли донесения, проникали в тыл юнкеров, пытливо все высматривали и сообщали своим ценные сведения. Схваченные белогвардейцами, они уверяли, что ищут мамку, умели вовремя заплакать, им давали пару тумаков и отпускали. Юные разведчики были глазами и ушами сражавшихся революционных войск.
На Братских могилах у Кремлевской стены выгравированы имена двух московских Гаврошей, о которых уже рассказано, — Павлика Андреева и Кольки Снегирева, погибших на Остоженке, где шли многодневные упорные бои за штаб военного округа. В разрозненных и неполных архивных списках убитых числятся еще три неизвестных мальчика, а также безымянный красногвардеец-подросток с завода Добровых — Набгольца (ныне насосный завод имени Калинина).
Этот небольшой список конкретных, но в большинстве безымянных борцов замыкает «пожилой военный фельдшер», упоминаемый в мемуарах участников октябрьских боев на Остоженке. Он добровольно явился в штаб красных войск и оказывал квалифицированную медицинскую помощь тяжелораненым. «Никто не знал, откуда он пришел к нам и как его звали», — вспоминала бывшая санитарка замоскворецкой Красной гвардии О. Кравчук. Его помощь была чрезвычайно ценна, ибо медсестры и санитарки — вчерашние работницы и студентки — не имели опыта лечения. Когда командир остоженского боевого участка рабочий П. Добрынин, чье имя носят московская площадь и станция метро, упал раненный, этот фельдшер «бросился к нему на помощь и был убит наповал… Похоронен военный фельдшер на Красной площади в Братской могиле».
В архивном «Списке убитых солдат и красногвардейцев…» значится:
«45. Добрынин Петр Григорьевич, электротехник. Из Красной Гвардии…
46. Горбунов (санитар)».
Что это, случайное совпадение или писарь записал их рядом потому, что они вместе поступили в госпиталь?
В разрозненных и неполных архивных списках числятся 47 неопознанных убитых и скончавшихся от ран красногвардейцев, солдат, подростков, санитаров и сестра милосердия. Их доставили в госпитали, лазареты и морги с улиц Пресни, Хамовников, Замоскворечья, центра. Среди них — солдат 56-го полка и солдат 683-й Харьковской дружины (жертвы расстрела в Кремле), рядовой 193-го полка, четыре солдата без указания воинских частей. На шинели одного, скончавшегося в госпитале в Брюсовском переулке и, следовательно, участвовавшего в защите Моссовета и наступлении на юнкеров в центральных кварталах, написано: «Василий Н. Соколов». Возможно, это его имя и фамилия. О солдате 1-й артиллерийской бригады, сраженном пулей в грудь у Никитских ворот, сказано лишь, что его звали Иваном. Возможно, что все 47 неизвестных или некоторые из них, не имевшие, видимо, родственников и близких в Москве и поэтому оставшиеся неопознанными, погребены у стен Кремля во время похорон жертв Революции, как официально называлась эта торжественно-траурная церемония.