У Кремлевской стены (сборник) - Страница 9

…Глядя на непрерывную вереницу людей, идущих к Ильичу, чувствуешь, насколько грандиозно, всемирно значение Мавзолея.

Весенним днем 1963 г. перед Мавзолеем стояли люди в простых солдатских мундирах Революционной армии Кубы. Левее входа они поставили большой трехцветный венок. Красные гвоздики и тюльпаны символизировали революцию, белые гортензии — чистоту ее помыслов, а синие цинерарии олицетворяли собой океан, окружающий остров Свободы. Кубинские революционеры принесли Ленину свой флаг, вытканный из живых цветов. Надпись на русском и испанском языках гласила: «Бессмертному Ленину — майор Фидель Кастро Рус, премьер-министр Республики Куба».

Фидель мог бы повторить слова, сказанные им с трибуны Мавзолея: «Мы всегда были великими почитателями Ленина. Но после того, как мы увидели то, что совершено его народом, после того, как мы познакомились с Советским Союзом, образ Ленина вырос в наших глазах до гигантских размеров. Ленин становится для нас еще более бессмертным».

Эти взволнованные мысли кубинского повстанца разделят многие маршалы ленинской армии, стоявшие тут, под развевающимися огненными знаменами революции. Как сказал поэт, он

Видел здесь посланцев бури,
Борцов, давно знакомых нам:
Тольятти,
Пика,
Ибаррури
И сына твоего, Вьетнам.

Почти ежедневно у Ильича бывают 6–8 тысяч человек, а в воскресенья — до 15 тысяч.

Путь к ленинскому саркофагу идет по гравиевым дорожкам Александровского сада, по брусчатке Кремлевского проезда и Красной площади. Но только ли? Он идет и по булыжникам Парижа, и по пескам Сахары, и по волнам Великого океана, и по болотистым зарослям африканских джунглей, и по скалистым тропам Сьерра-Маэстры. Он идет по улицам всех городов и по шпалам всех железных дорог. А Александровский сад, Кремлевский проезд, Красная площадь — всего лишь последний этап этого самого большого в мире пути, расстояния на котором нужно мерить не километрами, а ударами человеческого сердца.

Остановитесь у дверей Мавзолея. Посмотрите на людей, что проделали этот путь. Вы их узнаете — вот этих, с жесткими лицами, с ладонями, с которых никогда не смывается угольная пыль. Вчера они пели «Интернационал» на дорогах бастующей Лотарингии. Сегодня они здесь, рядом с тем, кого в сырых и дымных копях называют другом французских шахтеров.

А эти темнокожие стройные люди в одеждах ярких, как флаги! Вчера в них стреляли солдаты экспедиционного корпуса, вчера их травили собаками, называли дешевым скотом. Сегодня они свободные граждане свободных республик. И первый свой не рабский — свободный поклон они отдают тому, кто научил их ненавидеть угнетение и ложь.

А теперь взгляните на самих себя, на свои руки, которые ковали и ткали, перекрывали Енисей, строили БАМ и писали стихи… Мы пришли не на могилу. Мы пришли к вождю и другу, который всегда жив и которому кровно близко каждое наше дело, будь то строительство домны или семейная забота.

Официально Мавзолей открыт 17 часов в неделю. Но разве можно чувства, ведущие народ к Ленину, втиснуть в сухие рамки регламента «от… и до…»? Придите в те остальные 150 часов недели, когда доступа к Ильичу нет. В любой день у решетчатой двери ограды — десятки людей. Один только что приехал в Москву, другой сегодня получил партбилет, третий уезжает на новостройки пятилетки… Они стоят тут в стужу и зной. Отказываясь от всего ради безмолвной беседы с Ильичей, черпают в ней силы, уверенность, мужество. Здесь можно увидеть людей «со всей Руси великой» — и гордого внука славян, и некогда дикого тунгуса, и друга преображенных степей калмыка, услышать «всяк сущий в ней язык». И не только! Здесь раздается «великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италиянского». И в непонятных фразах — слово, знакомое каждому: Ленин.

…Ночь. Моросит дождь. Над входом мерцают кварцитовые буквы ЛЕНИН. Сверкают штыки почетного караула. Над Кремлевской стеной реет подсвеченный красный флаг… У ГУМа остановилось такси. Вышли мужчина и женщина. Взявшись за руки, они идут через площадь к Мавзолею. Зеленый глазок машины не загорелся… «Уезжают в командировку — за границу. Прощаются с Москвой», — говорит шофер.

Еще такси. Мужчина помог выйти жене и двум ребятишкам. «Транзитники, — объясняет водитель. — Спешат с Внуковского аэродрома на Шереметьевский».

Они стоят у Мавзолея, освещенные прожекторами с крыши ГУМа. Незнакомые, но объединенные родственностью душ, общностью смысла своей жизни созидателей, жизни по Ильичу… Молчат. Но ничего нет красноречивее этих безмолвных бесед с Лениным, когда вспоминаются декреты о мире и земле, соха и атомные электростанции, бурлаки и космические ракеты… Люди медленно возвращаются к машинам — на парапете остаются два букета…

И так до тех пор, пока темно-синее небо не начнет голубеть. Приезжают и приходят иностранцы и командировочные, влюбленные и выпускники школ. А с первыми лучами солнца к Мавзолею вновь устремляется все нарастающий людской поток.

Гранитный дом, где Ленин спит,
Далек от гор и от садов.
Свободу нам добывший вождь,
Ты должен спать среди цветов.

Так поет лезгинский ашуг, так думает американский рабочий. Вильям Супер из штата Миннесота прислал в Москву письмо и 5 долларов с просьбой купить цветы и поставить у Мавзолея Ленина. Маленький листок бумаги исписан неровными латинскими буквами. Видимо, Вильям Супер больше привык иметь дело с молотком и рычагами, чем с пером. Но чувства, заставившие американского рабочего написать, просты и понятны. Для него с именем Ленина связаны вера в будущее и вера в справедливость. Он понимает, что «десять дней, которые потрясли мир», помогли и помогают пролетариям Запада вырывать в суровой борьбе у капиталистов, смертельно напуганных судьбой российской буржуазии и смертельно боящихся новых пролетарских бурь, уступку за уступкой…