У Кремлевской стены (сборник) - Страница 11

Вечный караул — это не только воинские почести вождю. Это символ всенародной любви к Ильичу. Еще в первую годовщину смерти В. И. Ленина — 21 января 1925 года — в почетный караул у саркофага вождя вместе с кремлевскими курсантами встали красноармейцы и командиры других частей, рабочие и крестьяне. Эта традиция возродилась в 60-е годы. Когда пионерия или комсомолия отмечают на Красной площади свои праздники, то на посту № 1 рядом с солдатами стоят лучшие школьники и студенты, молодые рабочие и колхозники.

«Спасибо Москве: она бережет человечеству Ленина», — сказал чешский строитель Бжетислав Иранек, посетив Мавзолей.

Нет таких мест, где не знали бы о Мавзолее Ленина.

…На высокогорном киргизском пастбище чабаны слушают седобородого акына. Полузакрыв глаза, он поет под звуки кобыза о Москве, где «на площади есть кибитка», в которой спит Ильич:

Если у тебя большое горе,
Подойди к этой кибитке
И взгляни на Ленина…
И горе твое уплывет, как листья в арыке.

Эта песня родилась в 1924 г. Тогда еще не все знали, как выглядит Мавзолей. Но безвестные народные барды сами создали его образ. Киргизский акын называет его кибиткой, сказитель с русского Севера — домиком мраморным, дагестанский ашуг — стеклянной саклей. Они никогда не встречались со Щусевым, но характерно, что, как и зодчий, они наделили Мавзолей вождя теми же качествами: простотой и доступностью. Вождь жив, вещает их устами народная мудрость; его Мавзолей — не замок с высокой стеной, он открыт для любого арата и рыбака, пастуха и каменщика; ты можешь прийти к Ильичу, как к самому большому другу…

Немало сказов и песен о Мавзолее.

Вы подуйте-ко, ветры буйные…
Сбросьте, скиньте гробову доску,
Раскройтесь-ко, очи ясные,
Да проговорьте, уста сахарные.
Пробудись-ко, восстань, дорогой Ильич,
Посмотри-ко, погляди на славну матушку,
Славну матушку, каменну
Москву…

Кто из нас не лелеет эту мысль, столь душевно выраженную архангельской сказительницей? Лелеет и будет лелеять всем сердцем, понимая в то же время, что еще никто не возвращался оттуда… Мы мечтаем, чтобы Ленин прошел по заводам, где рабочие, имеющие аттестаты зрелости, делают на автоматических линиях за каждые пятнадцать дней столько, сколько их деды и отцы сделали за весь 1940 г. Чтобы он увидел семью могучих внуков его Волховстроя — миллионо-киловаттные ГЭС на великих реках страны. Чтобы он порадовался чудо-звездолетам «Восток», «Салют», «Мир» и «Союз», побывал в наших вузах, где учатся белые, желтые и черные из 149 государств. Чтобы он прогулялся под липами Москвы и пальмами Гаваны, под каштанами Праги и бамбуковыми деревьями Ханоя, проехал из конца в конец Социалистическое Содружество Народов, где по его заветам воля и труд миллионов освобожденных людей «дивные дивы творят».

Не могилою стало то место,—

воскликнул ганский поэт Джон Окай, стоя у Мавзолея.

Здесь особенно крепко пожатье руки,
И далеко нам видно с трибуны,
На которой написано:
ЛЕНИН!

Да, далеко. Отсюда видно, как советские люди, следуя немеркнущим ленинским заветам, строят на родной земле прекрасное коммунистическое общество. Отсюда видно, как они превращают космические стежки в оживленные небесные магистрали. Отсюда видно, как народы мира объединяются в дружную семью, девизом которой станет: «Мир, Труд, Свобода, Равенство, Братство и Счастье».

Хорошо видно!

У КРЕМЛЕВСКОЙ СТЕНЫ

РЕВОЛЮЦИОННЫЙ НЕКРОПОЛЬ

КРАСНЫЕ ПОХОРОНЫ

Мавзолей Ленина высится в центре Революционного некрополя, который возник 10 ноября 1917 г. В тот далекий осенний день победившая трудовая Москва хоронила рабочих и солдат, погибших в ожесточенных семидневных боях за власть Советов.

С утра в городе царила необычная тишина. Не ходили трамваи, не работали заводы, не открылись магазины. «Но со всех сторон, — писал современник, — издалека и вблизи был слышен тихий и глухой шум движения, словно начинался вихрь».

В 9 часов грозную тишину Москвы разорвали траурные марши. Из Лефортова, Замоскворечья, Хамовников, Сокольников, Симоновки, Марьиной Рощи — со всех рабочих окраин медленно двинулись бесконечные потоки людей, со знаменами и траурными венками. Двинулись к центру — на Красную площадь. Впереди каждой процессии ехал на коне распорядитель с красно-черной лентой через плечо.

Десятки тысяч москвичей заполнили тротуары и смотрели на середину улиц и площадей, где среди бескрайнего моря голов, леса знамен и штыков плыли длинные вереницы красных гробов.

«Потрясающее впечатление, — писали газеты, — произвела процессия из Пресненского района, которая несла гробы со своими павшими героями открытыми. Их мертвые, застывшие тела были трагическими символами совершившегося столкновения общественных классов». За ними «шел батальон Красной гвардии. Стройные ряды красногвардейцев, их мерный и твердый шаг производили впечатление стальной крепости и силы».

Безбрежная лавина рабочих, работниц и солдат залила улицы и площади. В их суровых песнях звучали горе утраты, вера в правоту своего великого дела, в победу светлого будущего. Как победный гимн, гремело пророчество: «Кто был ничем, тот станет всем».

Многие «бывшие» не рискнули появиться в эти часы на улице и отсиживались дома. «Ворота больших домов на запоре, — писали „Известия Московского Совета“, — За железными решетками толпятся существа, на лицах которых написаны испуг и любопытство… Приближаются новые людские лавины, сурово блестит лес штыков Красной гвардии… Расступайтесь! Новый мир идет!»